Наверно, ты думаешь, что я никогда не любил тебя.

Но я любил. Похоже, до сих пор люблю. И это моя ошибка.

Я думаю, ты тоже любил меня. И это одна из твоих ошибок.

Ты был таким красивым ребенком – считается, все дети красивы, но ты действительно казался совершенством - безупречное крошечное создание.

Потому что ты был им.

Ты был нашим маленьким сокровищем, эти твои белокурые локоны и простодушная улыбка. Временами я думал о том, как такое возможно - как подобное создание могло появиться у человека вроде меня?

Возможно, это было в тебе от твоей матери, из тех старых времен, когда у нее тоже была простодушная улыбка.

Я постоянно носил тебя на руках, но ты не помнишь об этом. Ты не должен помнить.

Иногда я возвращался домой после очередного убийства и  брал тебя из твоей маленькой королевской кроватки и обнимал, и обнимал, и обнимал тебя, и я не думаю, что ты догадывался о причине моих слез. Ты просто обвивал свои ангельские ручки вокруг моей шеи и, казалось, ты понимаешь, что–то не так, только не знаешь, что...

Когда ты смотрел на меня, в твоих глазах было обожание. Ты даже не догадывался, что я убил тысячи детей, почти таких же, как ты,

иногда перед моими глазами было твое лицо, когда я шептал те два слова, и маленькие дети умирали

потому что ты не видел кровь на моих руках.

Иногда я задумывался, кто дал тебе право смотреть на этот мир так

как воплощение невинности

и на мгновение мне казалось, что, возможно, ты украл это у моих жертв.

как стервятник

Но потом вспоминал, что это я совершил все эти преступления, ты же был рожден другим, и я должен был изменить это, потому что только так я мог защитить тебя.

Я помню твои крики, когда я в первый раз сказал «Круцио», и как ты бился на полу в агонии – и твоя мать, она тоже кричала, визжала как безумная – «Он же еще ребенок» - как будто я мог позволить тебе оставаться таким, каким ты был.

Она не понимала, что я просто учил тебя - и я научил. Ты никогда больше не обнимал меня… и это хорошо, потому что это помогает не чувствовать. И ты не должен чувствовать, сынок. Мы дали тебе все, что могли,

я дал тебе все, что мог

и отпустили тебя; это была самая страшная ошибка моей жизни.

Он совратил тебя.

Он присвоил то, что ему не принадлежало, - заставил тебя поверить лжи, которую произносили его губы прожженной шлюхи. Ты думал, что я не узнаю, Драко, - я узнал.

Я узнал все.

Ты помнишь того слизеринца, который застал вас, когда вы трахались в какой–то заброшенной комнате? Ты помнишь, как платил ему за молчание? Зря ты поверил ему. Я заплатил в два раза больше, и он рассказал все. Сначала я не мог поверить, что знаменитый Гарри–чертов–Поттер сделал это

присвоил тебя

– но он сделал, и я не сомневаюсь, что ты наслаждался каждой минутой

что он пообещал тебе? почему ты поверил ему? они были приятны, эти пустые слова? ты готов умереть за них? 

Ты был моим, Драко; разве ты не знал?

Ты был моим ребенком, сыном, наследником; и ты оставил меня.

Ты думал, что можешь выбирать: он или я.

любовник или семья

Но выбор уже сделан за тебя; и ты оказался на стороне проигравших.

Тебе некого винить, кроме себя.

Зачем ты вернулся в этот дом, сынок?

Ты думал, я не знаю? Ты думал, что я прощу тебя?

Сейчас Рождество и все деревья умирают – ты не думаешь, что можешь умереть, как они?

Ты спишь так мирно, как младенец – ты грезишь о нем?

Я смотрю, как ты спишь, словно ребенок, которого я когда-то знал

но ты уже не ребенок, черт бы тебя побрал

и вспоминаю день, когда ты появился на свет.

я был так горд; если бы я знал…

Я опять поражен.

как подобное создание могло появиться у человека вроде меня?

Вся твоя жизнь пронеслась у меня перед глазами, сын, и сегодня я вернулся домой, чтобы снова стать убийцей…

Я тихо подхожу к твоей кровати – твоей королевской кровати – ты даже не просыпаешься, - и ты не кричишь,

как кричали все те маленькие дети, которых я убил

когда я шепчу два слова, несущих смерть.

Ты так юн… и ты по-прежнему мой ребенок?

Когда-то ты смотрел на меня с такой чистой невинностью в глазах, что было больно - но эти дни мертвы.

и ты оставил меня, когда вспышка зеленого света озарила комнату

Какая горькая ирония судьбы – зеленый цвет погубил нас всех.

Ты лежишь передо мной; холодный, мертвый…

И я сжимаю свою волшебную палочку, и все горести остаются позади, когда я чувствую обещание смерти, направленное к виску; я вспоминаю день, когда ты сделал свой первый шаг, и день, когда твоя мать последний раз улыбнулась мне; и потом все исчезает вместе с эхом моих слов в бесконечном изумрудном забвении.

Конец