Завершение

Завершение

Оригинал: [здесь]

Бета: Helga

Пайринг: Гарри/Драко

Рейтинг: NC-17

Disclaimer: все принадлежит мне (в моих мечтах). Хозяйка – Дж. К. Роулинг. Я просто ненадолго одолжила.

Звонок мелодично тренькает, когда с дождливой холодной улицы я захожу в уютный, ярко освещенный магазин. Прямо передо мной в зеркальной стене отражаются безголовые манекены, обернутые полотнищами тускло мерцающей ткани. Скрытое тонкой завесой дождевых капель, которые отталкиваются от мантии и волос благодаря Импервиус, мое собственное отражение кажется слегка размытым. Стоит мне взмахнуть волшебной палочкой, как призрачная пелена исчезает, и я наконец вдыхаю давно знакомый, слегка пыльный запах.

Я очень хорошо помню это место и долгие часы, что я провел на полу, играя с моделью метлы, пока моя мать примеряла очередной туалет. Как будто я вернулся в прошлое...

Он стоит перед зеркалом, спиной к двери – и я заметил, как слегка напряглись его плечи, когда он услышал, что кто-то вошел. Мадам Малкин возится с рукавом его мантии – булавки зажаты во рту; и потому ее улыбка, обращенная ко мне, получается слегка кривой.

– Добрый день, дорогой. Входи, входи, – произносит она, закрепив булавками подгиб обшлага. Я улыбаюсь в ответ. Сколько помню, я всегда был для нее «дорогим». Наверное, как и все остальные. Но все равно в этом ее обращении есть что-то приятное, особенно если учесть, как другие относятся ко мне в последнее время.

– Мне нужна новая парадная мантия, – говорю я.

Он не вздрагивает при звуке моего голоса, не поворачивается. Но я вижу, как резко очерчивается линия его подбородка, и понимаю, что он со всех сил сжимает зубы.

– Разумеется, – отвечает она, – подожди минутку, я почти закончила.

Она поправляет мантию у него на плечах, и на мгновение ее ладони замирают в нежном, почти материнском полу-объятии. Я отворачиваюсь и нарочито равнодушно отвечаю:

– Все в порядке, не стоит торопиться.

И только уже подойдя к стоящему у стены креслу, я произношу, словно только что обнаружив, что он здесь – хотя на самом деле я не сводил с него глаз с тех пор, как увидел:

– Поттер.

Он не оборачивается, лишь плечи его напрягаются еще сильней, но голос, когда он отвечает, кажется таким же безмятежным и беззаботным, как и мой:

– Малфой.

Это звучит вполне цивилизованно. Правильно – а почему бы и нет? Конечно, мы не питаем друг к другу особой любви (преуменьшение века) – но мы оба взрослые люди, и, естественно, способны поддержать хотя бы видимость приличия.

Три года.... Прошло три года с того момента, как я видел его в последний раз. Три года со дня смерти моих родителей - с момента, когда Мальчик-Который-Выжил подтвердил свой статус героя, убив Темного Повелителя. Иногда кажется, что прошло гораздо больше времени. Иногда кажется, что с тех прошла целая жизнь.

Десять лет назад... я встретил его в первый раз. Здесь, в этом самом магазине. Я стоял на стуле, примеряя мантию, и вошел он, и пробормотал что-то, и был таким тощим и растерянным – с широко распахнутыми глазами; и не знал самых элементарных вещей, вроде того, что такое квиддич или на какой факультет он попадет в Хогвартсе. И при этом он смотрел так, словно у *меня* на плечах было две головы. Несносный маленький поганец.

Странно, что я так хорошо это помню.

Теперь Поттер заметно вырос, хотя по-прежнему остается очень худым. Его темные волосы, как и раньше, взъерошены и взывают о немедленной стрижке. Кисти рук торчат из рукавов и кажутся слишком большими для тонких запястий. Правая рука крепко сжимает волшебную палочку.

– Как ощущения, дорогой? – спрашивает мадам Малкин.

– Вроде все нормально, – задумчиво отвечает он. Его голос тоже почти не изменился со школьных времен, по-прежнему хриплый и словно специально заглушаемый. Он поднимает волшебную палочку – ее кончик слегка искрится, когда он водит ею вверх-вниз перед зеркалом. – Выглядит хорошо.

– Замечательно, – расцветает она в улыбке, – тогда подошьем подол, и все будет готово.

Он улыбается в ответ и начинает снимать мантию. От этого его волосы становятся еще более растрепанными, а очки съезжают. Он поправляет их молниеносным движением, но мне все же хватает времени, чтобы увидеть страшные багровые шрамы. Впрочем, они тут же исчезают за непроницаемыми стеклами темных очков.

– Еще минутку, дорогой, – кивает мне мадам Малкин.

– Все в порядке, – отвечаю я, – Поттер может получить все внимание, на которое он рассчитывает.

Не самые умные слова и наверняка не самый умный поступок – втягивать его в разговор, пусть и не напрямую. Мы ведь больше не дети и должны держать себя в руках и не изводить друг друга. По крайней мере, я должен держать себя в руках.

Поттер усмехается:

– Не могу поверить. Малфой в состоянии прожить несколько секунд, не будучи центром вселенной.

– Мне достаточно видеть, как тебе сносит крышу, когда вселенная вращается вокруг тебя, – отвечаю я.

– Мальчики, мальчики, – упрекает нас мадам Малкин, слегка нахмурившись. Похоже, она пытается понять, насколько это серьезно. Наверное, мы выглядим на редкость нелепо, переругиваясь, словно школьники. – Пожалуйста.

– Растерял свои хорошие манеры, да, Малфой? – спрашивает Поттер. – Я всегда знал, что весь твой аристократизм всего лишь ширма.

– Поттер, смотри! – тревожно вскрикиваю я.

На мгновение он теряет равновесие, выхватывает волшебную палочку, лихорадочно исследуя пространство вокруг себя. Его губы белеют от ярости, но он ничего не говорит. Через некоторое время его лицо становится спокойным, но я вижу, что для этого ему понадобилось немало усилий.

– Мистер Малфой! – сурово произносит мадам Малкин. Я гляжу на потолок, словно это самая захватывающая вещь на свете. Она тяжело вздыхает и выходит из комнаты.

Я не чувствую никакой вины.

Чертов Мальчик–Который–Выжил. Ему некого винить, кроме самого себя. Он хотел стать героем – вот он им и стал. Газеты по-прежнему постоянно упоминают его имя, особенно в преддверии годовщины его *победы*. 22 апреля.

День смерти моих родителей.

Иногда я вижу об этом сны. Об их высохших телах, оставшихся после того, как Вольдеморт высосал из них жизни. О том, что я мертв – так же, как и они. И я наверняка был бы мертв – если бы у меня было больше времени, чтобы принять Темную Метку, как я и собирался. Полагаю, меня спасла только удача.

Поттер направляется к другому креслу, стараясь держаться как можно дальше от меня. Пока он идет, кончик крепко зажатой в руке волшебной палочки почти незаметно дергается то вверх, то вниз.

Заклятие Темного Повелителя уничтожило его глаза. Никто не смог даже сделать ему искусственный глаз, как у этого психопата Хмури. Он может использовать лишь заклятие, которое при необходимости помогает ему видеть.

Я читал об этом в газетах. Ведь почти невозможно не знать все о Мальчике–Который–Выжил, даже если ты не хочешь ничего знать.

Я в курсе, что он отказался от почетной должности в Министерстве – сказал, что не сможет принести особой пользы и не хочет занимать место, которое могло бы достаться кому-то другому. Еще бы – с деньгами, которые он унаследовал от родителей, он вообще может не работать. В отличие от меня. Министерство конфисковало мое наследство быстрее, чем вам потребуется, чтобы произнести: «Люциус Малфой мертв». Хорошо, что у моего отца были секретные счета, иначе я не уверен, что на получаемое мной жалование смог бы позволить себе мантии от мадам Малкин.

Я располагаю сведениями и о личной жизни Поттера. Некоторое время он встречался с этой Уизли, и газеты исходили слюной, клепая заметки о том, что они называли «прекрасным и трагическим романом». Но потом она исчезла из его жизни, и судя по бесконечным сплетням и предположениям, сейчас рядом с ним никого нет.

В чем-то я его понимаю. Иногда лучше быть одному. Если бы мои родители остались в живых, я наверняка уже был бы обручен или даже женат, нравилось бы мне это или нет. Теперь же я могу наслаждаться своей свободой.

Только иногда становится слишком одиноко. Интересно, Поттеру знакомо это чувство?

Интересно, о чем он думает, сидя здесь и не видя меня?

– Парадная мантия, Малфой? – спрашивает он, и я чуть не подпрыгиваю от неожиданности. Он слегка ухмыляется, и это выглядит странно: – Мне всегда казалось, что у тебя их предостаточно.

– А мне всегда казалось, что это не твое дело, – отвечаю я и добавляю: – Но, к твоему сведению, в следующем месяце я собираюсь посетить свадьбу своей кузины во Франции. И для такого события я должен одеться надлежащим образом. Хотя ты вряд ли это поймешь.

Я бросаю презрительный взгляд на его маггловскую одежду – широкие штаны и куртку с кучей карманов – и лишь спустя мгновение понимаю, что в его случае этот взгляд пропадает впустую.

– С другой стороны, ты ведь был на свадьбе своих друзей, так? – продолжаю я. – И ты же не мог там выглядеть как обычно – то есть так, словно только что выбрался из помойной ямы. Впрочем, если и так, то сомневаюсь, что кто-нибудь это заметил. Я боюсь даже представить, как выглядели молодожены.

– Заткнись, Малфой, – лениво произносит он и, откинув голову на спинку, поудобнее устраивается в кресле. – У меня от твоего голоса голова болит.

– Можно подумать, это я начал, – отвечаю я.

Возвращается мадам Малкин с моей папкой. Она проверяет мои мерки, которые не изменились с момента нашей последней встречи, и потом мы начинаем обсуждать фасон и ткань. И все это время я спиной ощущаю присутствие Поттера, угадывая, как он развалился в кресле, положив ногу на ногу.

Почему он не может забрать свою мантию и поскорее убраться отсюда?

– Этот оттенок зеленого тебе не подходит, дорогой, – говорит мадам Малкин – разговор об одежде явно смягчил ее сердце. – Тебе идут более холодные цвета.

– Снова зеленый? – спрашивает Поттер. – Я и не знал, что ты по-прежнему носишь цвета своего факультета.

– Почему ты думаешь, что от *твоего* голоса у меня нет головной боли? – говорю я. Мне не нужно поворачиваться, я и так вижу его в зеркале – бледное лицо, скучающее и невозмутимое. Его верхняя губа слегка кривится после моих слов.

– Видишь? – Мадам Малкин взмахивает волшебной палочкой и изменяет цвет ткани. – Я именно это имела в виду.

– Хорошо, – отвечаю я, – так подойдет.

Моя мать, наверное, пришла бы в ужас от того, что я так быстро согласился, но в это мгновение мне абсолютно все равно.

Мадам Малкин наклоняется к столу, чтобы занести в книгу мой заказ, а я поворачиваюсь к Поттеру. В его руках волшебная палочка, направленная на меня.

– Что ты уставился? – срываюсь я.

Поттер ухмыляется и откидываеся на спинку кресла.

– Не волнуйся, я не вижу, насколько тебе не идет этот оттенок зеленого. Я не различаю цвета.

– Не различаешь цвета? – озадаченно спрашиваю я, неожиданно для себя.

– Да. Для меня все выглядит по-другому.... Как светлые контуры... в темноте.

Я замираю на полуслове, не зная, что сказать. Это для меня почти шок – этот его ответ, произнесенный без тени сарказма. Честное слово, так странно вести с ним нечто похожее на обычную беседу. Ведь по-настоящему мы не разговаривали с той самой встречи в магазине мадам Малкин.

– Значит, ты не видишь никаких деталей?

– Нет. Только силуэты. И движения. Словно смазанные гравюры.

– О...

– Вот, дорогой. - Я беру квитанцию на получение заказанной мантии. – Все будет готово через две недели, если тебе не нужно поторопиться.

– Нет, это идеально, – отвечаю я.

Звук шагов, и из мастерской выходит девушка с большим пакетом в руках. Поттер поднимается и берет его.

– Спасибо, – краткая, но в то же время ослепительная улыбка, сначала обращенная ассистентке, а потом самой мадам Малкин.

– Всегда пожалуйста, – нежно отвечает женщина, а девушка краснеет. Что за идиотка – можно подумать, он видит, как она строит ему глазки.

Поттер уменьшает пакет и сует его в карман, и я понимаю, что это все, и что сейчас он уйдет. Просто уйдет – возможно, даже не попрощавшись со мной.

Не знаю, почему мне внезапно хочется, чтобы он не уходил. Но я хочу этого и должен что-то предпринять.

– Поттер, – окликаю я, - подожди! Я должен... должен тебе кое-что сказать.

Его рука застывает на дверной ручке, и он, нахмурив брови, поворачивается на звук моего голоса.

– Спасибо, значит, через две недели, – я засовываю квитанцию в карман, на прощание киваю мадам Малкин, а потом спешу за Поттером.

Мы выходим вместе. Дверь неслышно захлопывается у нас за спиной. И теперь мы стоим на пороге магазина – в полном молчании. Поттер держит волшебную палочку наготове. Он еще не взмахнул ею, но я могу представить, как он делает это, поворачивается ко мне и говорит: «Тебе ведь нечего сказать, так, Малфой? А у меня нет времени»

Люди проходят мимо нас непрерывным потоком, их голоса бесконечный, еле различимый шум. Должно быть, только поэтому Поттер остается на месте. Наверное, несмотря ни на что, ему по-прежнему тяжело ориентироваться.

Его лицо кажется задумчивым и сосредоточенным. Капли дождя падают на темные очки, кажущиеся неуместными в этот пасмурный день.

– Тебе нужно еще что-нибудь купить? – спрашиваю я. Черт, зачем я это сказал? Я вовсе не собираюсь ходить с ним по магазинам. Даже если он пригласит меня.

– Нет, – он хлопает себя по карману, – все необходимое уже здесь. А тебе? – добавляет он после небольшой паузы.

– Нет, – качаю я головой; и снова молчание. Он по-прежнему не уходит. Мне интересно, чувствует ли он, что я смотрю на него. Я не собираюсь его разглядывать, я и так прекрасно помню, как он выглядит. Быстрым движением языка он машинально облизывает губы.

Молчание становится почти нестерпимым. Больше нет причин, чтобы он оставался; сейчас он уйдет – если я ничего не скажу, не попытаюсь объяснить. Но что я могу сказать? Зачем вообще я попросил его подождать?

Пригласить его выпить? Идиотизм. Мы не друзья, чтобы пить вместе. Мы... ну, «враги» - это слишком сильное слово. Я не ненавижу его. Есть разные степени ненависти... ненависть к тому, кто чертовски раздражал тебя в школе – и ненависть к тому, кто на твоих глазах убил твоих родителей и разрушил весь твой мир.

С другой стороны, Поттер вполне может ненавидеть меня – почему бы и нет?

Но, тем не менее, сидеть в баре и пить – это не то, чего бы мне хотелось.

Какой же я идиот. Я вздыхаю сердито, и Поттер поворачивается ко мне. На его лице застыло отстраненное, почти враждебное выражение, словно он ожидает от меня чего-то опасного.

– Чего ты хочешь, Малфой?

– Чего я хочу... – начинаю я – и заканчиваю словами, которые вовсе не намеревался произносить: – Тут за углом есть отель.

Это звучит невыносимо непристойно и прямолинейно. Я едва могу поверить, что только что произнес это. О Мерлин, Поттер заставит меня заплатить за эти слова.

Единственным оправданием мне может послужить то, что – да, я знаю, он сейчас один, и я один, и почему бы и нет – но я не думаю, что он даст мне возможность оправдаться.

Я поднимаю голову, готовясь, если понадобится, атаковать в ответ.

Он поворачивается ко мне. Я смотрю на его очки, и в его лице что-то очень жесткое и суровое – челюсти сжаты, подбородок резко очерчен. Волшебная палочка подрагивает в его руке.

Черт побери, наверное, он просто применит ко мне какое-нибудь заклятие. Или – еще лучше – вызовет авроров и заявит, что я приставал к нему. И, конечно же, они поверят ему – герою войны и всеобщему кумиру.

Как я мог вляпаться в подобную ситуацию? Мне следовало убежать, как только увидел его через витрину магазина мадам Малкин.

Потом он кивает и произносит:

– Хорошо.

И все, что я могу сделать – это пялиться на него. Что с ним? Он хоть понял, что я предложил? Но даже Гарри Поттер не может быть таким тупым.

Его лицо снова расслабляется, и он спокойно стоит передо мной. О чем он думает? Наверное, он решил, что это какой-то розыгрыш. И вознамерился разобраться с этим. Такой уверенный в себе, такой смелый. Неисправимый гриффиндорец.

– Хорошо? – повторяю я.

– Да, – в его голосе звучат вызывающие нотки. – Пойдем?

– Конечно, – я не собираюсь отказываться от своих слов. К тому же – я один, он один – почему бы и нет?

Он довольно ловко двигается в человеческом потоке, его волшебная палочка слегка покачивается из стороны в сторону. Люди замечают его, узнают – и робко отступают в сторону. Странно, наверное, впервые в жизни я задумываюсь, так уж ли он наслаждается этим узнаванием, этим почтением. Тем, что никто никогда не забудет, кто он, и что сделал.

– Сюда, – говорю я. Узкий и неухоженный подъезд. Высокие колонны выглядят здесь абсолютно неуместно – им нечего поддерживать - и унылый серый камень, из которого они сделаны, потрескался и раскрошился. Я толкаю тяжелую дверь, и мы входим.

Пока я плачу за номер, Поттер стоит в тени. К счастью, он не спрашивает, откуда я знаю это место и часто ли здесь бываю. Не часто, место уж слишком мерзкое. Но что еще я мог предложить? Я не мог пригласить его домой, и уж наверняка у него не было желания приглашать меня к себе.

А я хочу его. Я хочу его так, что зубы ноют, потому что я сжимаю их слишком сильно. Я хотел его почти с того момента, как вошел к мадам Малкин, как увидел его большие руки и тонкие запястья и подумал, что хочу почувствовать прикосновение его ладоней к своей груди, хочу удерживать его руки у него над головой, пока он стонет и извивается подо мной. Я чувствую в паху жар, постоянное и почти невыносимое напряжение, и я рад, что широкая мантия все скрывает.

Мы поднимаемся на третий этаж и входим в комнату, по-прежнему не произнося ни слова. Я закрываю за нами дверь. Он опускает волшебную палочку.

Сквозь маленькое окошко сочится тусклый серый свет. Две кровати с темно-синими, немаркими покрывалами. Я с трудом сглатываю слюну, и в окружающей нас тишине это звучит слишком громко, больше похоже на всхлип.

Поттер, не двигаясь, стоит посреди комнаты. Его лицо кажется почти безмятежным – лоб без единой морщинки под длинными неухоженными прядями. Дождинки еще не успели высохнуть у него на лице и на волосах. Его напускное спокойствие не обманывает меня – он все равно не может полностью скрыть своей тревоги.

Чего он боится? Что я затеял какую-то игру? Что я заманил его сюда, желая причинить вред? А почему бы и нет? Я вполне мог бы быть Пожирателем Смерти, одержимым местью.

Подобные мысли делают мое возбуждение еще сильнее. Поттер – полностью в моей власти, привязанный к кровати, ноги раздвинуты, губы вздрагивают, когда он пытается сдержать стон, дрожь пробегает по телу, когда он пытается вырваться и не может... и умоляет, умоляет меня...

Увы, я не Пожиратель Смерти. С моей стороны большой глупостью было бы стать им после того, как я увидел, как закончили мои родители. До сих пор я просыпаюсь иногда, чувствуя резкий, слегка тошнотворный запах озона.

Интересно, просыпается ли Поттер, вспоминая яркую вспышку заклятия, которое уничтожило его зрение?

Но сейчас он здесь, и он ждет. И внезапно я тоже чувствую нервозность. Да, я знаю, что произойдет между нами. Но знаю ли я, как это произойдет? Я не представляю, как прикоснуться к нему, что сделать... Я не привык к чему-то подобному. Никакого ухаживания... ничего.

Хрупкое перемирие между врагами, только и всего; и кто знает, что произойдет после...

А потом я подхожу к нему, словно некая сила толкает меня вперед, и больше не остается никаких сомнений, никаких вопросов, и все просто происходит – как и должно, как я хочу этого. Я чувствую его лицо в своих ладонях; его слегка шершавые теплые щеки; и я прижимаю свой рот к его, и его губы, такие горячие и податливые, замирают на мгновение, а потом доверчиво раскрываются навстречу моим губам.

Я целую его, и наши языки находят друг друга – так поспешно, так настойчиво, и жар его дыхания смешивается с моим. И это так правильно, словно я всегда знал его вкус – Поттера, Мальчика–Который–Выжил, мальчишки, которого я встретил десять лет назад. Словно я всегда знал, что к этому все придет. Конечно, я не знал, даже час тому назад понятия не имел, но все равно, это кажется... кажется таким правильным.

Он целует в ответ, так же пылко, так же нетерпеливо, как и я, и его ладони смыкаются на моих руках, притягивая меня ближе. Возможно, он просто давно не занимался сексом, как и я... и им руководит обычная жажда плоти.

Я снимаю с него очки. Шрамы ярко–красные и кажутся совсем свежими, незажившими, несмотря на то, что прошло уже несколько лет. На обожженных веках почти не осталось ресниц.

Это выглядит ужасно – почти так же ужасно, как я представлял себе, и даже немного хуже. Я не глядя кладу очки на ночной столик. Челюсти Поттера крепко сжаты, но он не шевелится, не пытается высвободиться из моих объятий.

Гриффиндорец до мозга костей... Я притягиваю его ближе.

Целовать его без очков гораздо удобней. Он приоткрывает рот, и резко выдыхает, когда я сжимаю его лицо в ладонях и целую, и его руки цепляются за меня так крепко, что причиняют боль. Но мне все равно.

Он отпускает меня, и его руки взлетают к воротнику моей мантии и начинают расстегивать ее – смело и нетерпеливо. Наши поцелуи больше похожи на укусы, быстрые и торопливые – губы соединяются снова и снова, пока руки борются с одеждой.

И наконец... наконец – его кожа пылает жаром, а соски затвердели от возбуждения. Его руки обхватывают меня, сжимают в объятиях, притягивают ближе. На мгновение кажется, что он баюкает меня, словно младенца. Еще немного возни с брюками – и я толкаю его к ближайшей кровати.

В сумрачном свете его кожа выглядит белой и гладкой, а тело кажется слишком худым. Я вижу его ребра, впадину живота, торчащие кости таза. Волос на его груди немного – тонкая полоска, и еще внизу живота. И я не могу оторваться, прекратить прикасаться к нему – всему его телу, трогая каждую его мышцу, каждую косточку под белой кожей – и он выгибается под моими прикосновениями.

Я хочу его. Я хочу заняться с ним любовью; изучить его тело губами, хочу провести след от груди до завитков в паху. Я хочу увидеть, как он тяжело дышит, как напрягаются его мускулы, потому что он хочет большего.

Он здесь, в постели со мной, Гарри Поттер – мальчик, мужчина, которого я ненавидел, мой враг... спаситель магического мира.

Он прекрасен.

Он вздрагивает, когда я губами прижимаюсь к нежной коже его живота. Его руки застывают на мгновение на моих плечах, на ключицах, а потом тянутся ниже, к груди. Изучают мое тело. Мне интересно, что он видит своими руками, своими ладонями – и что он будет помнить после того, как все это закончится. Я прикусываю его сосок, и он выгибается в моих руках, хриплый вскрик срывается с губ.

– Малфой, – шепчет он, – о Боже.

Да, о Боже. И он хочет меня, мой прекрасный, так хочет. Лихорадочными прикосновениями ладоней он самозабвенно и неловко исследует мое тело. В этих прикосновениях нет расчета, нет четкой цели – и почему-то именно это заставляет меня прикусить губу и застонать, окончательно теряя контроль. И я хочу прошептать что-то такое же бессмысленное – что-то вроде «Поттер» и «черт».

Он улыбается, слыша мой стон – рассеянной, трепетной улыбкой – и потом, чувствуя мои губы на внутренней стороне бедра, раздвигает ноги, выгибаясь мне навстречу. Теперь моя очередь улыбаться. Наверное, он чувствует это кожей.

– Ты хочешь этого, Поттер, – спрашиваю я, – так ведь?

Мой голос неожиданно для меня самого звучит слишком хрипло, и фраза получается не такой легкой, как мне бы хотелось. Но это неважно, он лишь снова выгибается, льнет всем телом к моим губам.

– Да. Да.

Я обхватываю рукой его член, накрываю его ртом; и его пальцы комкают простыню, грудь лихорадочно вздымается, его вздохи больше похожи на рыдания.

Мои губы движутся то вверх, то вниз по его члену, и моя ладонь скользит вслед за ними. А он извивается, требуя большего, глубже погружаясь в мой рот. Его вкус – очень теплый, слегка солоноватый, и он такой... такой настоящий. Не бледная тень из моих воспоминаний, не черно-белая фигура из газетных статей – а худой, теплый, реальный мужчина. Такой... простой. Такой близкий. И такой ранимый.

Ему так легко доставить удовольствие – и я могу и хочу этого; и когда я принимаю его еще глубже, он начинает стонать, и его дыхание срывается, становясь совсем беспорядочным. Это жалкие звуки, почти как будто ему больно, и он вздрагивает в моих руках – и скоро мой рот наполняется густым горько-соленым семенем.

Он застывает, выгибаясь дугой, на те несколько мгновений, пока я продолжаю вылизывать его – и резко падает на постель. Его лицо мокрое от пота, какое-то удивленное. По его телу пробегает волна дрожи, когда я наклоняюсь и последний раз провожу языком по его члену.

– О Боже, – повторяет он. Не самый богатый словарный запас.

Я вытягиваюсь рядом. Пот высыхает на его теле, и его кожа кажется очень горячей, почти обжигающей. Он слегка хмурится, когда чувствует, что я смотрю на него. Он пытается понять, что значит мой взгляд? Вспоминает, как я смотрел на него, когда мы учились в школе? Тогда это был вполне отработанный взгляд – точно так же я смотрел на грязь на моем ботинке.

– Малфой, – произносит он со смешком, – просто дай мне минутку, и я....

Он пытается казаться беспечным, но сорванное дыхание не позволяет. И мне нравится слышать это.

– Только минуту, – так же отвечаю я.

Он вздыхает – и потом резко перекатывается на меня, и начинает целовать лицо и грудь, а я не могу поверить, что только мгновение назад он выглядел таким обессиленным. Его лицо, прижатое к моей груди, кажется таким горячим. Я могу чувствовать легкую, едва заметную неровность шрама на его лбу – и шрамы его трепещущих век.

Еще немного, и я кончу прямо сейчас, только от одного этого – от ощущения его близости, от того, что это именно он. Мои руки касаются его лица, пальцы вплетаются в волосы. Я не знаю, чего хочу от него – о, я хочу почувствовать его губы там, внизу – но в то же время я хочу, чтобы он просто продолжал целовать меня.

А чего хочет он? Я не знаю. Его ладони скользят по груди, потом опускаются все ниже и ниже. Я глубоко вздыхаю, когда его пальцы оказываются на моем животе.

Он хотя бы помнит, что он в постели со мной – или для него это просто очередное тело и ничего больше?

– Малфой, – неожиданно произносит он. Да, он помнит. Я не уверен, хорошо это или плохо. Он кажется почти... изумленным: – Малфой.

Потом он берет мой член в рот... и я пытаюсь сосредоточиться на мысли, что у него это получается не слишком хорошо. Его зубы даже царапают меня раз или два. Он настолько неопытен? Или просто больше привык к женщинам? Я отчаянно цепляюсь за мысли о его неловкости – лишь бы не кончить прямо сейчас, лишь бы это продолжалось хоть капельку дольше.

И это срабатывает – на минуту или две. Его изучающие пальцы осторожно ласкают живот и потом скользят вниз, обхватывая мои яички – и это все, я не могу больше сдерживаться, я вздрагиваю и извиваюсь, и эта судорога все никак не отпускает меня. Губы его смыкаются, сжимая мой член; так сильно, так хорошо...

Он глотает. Я чувствую себя невероятно усталым. Мой позвоночник словно расплавился. Мысли парят – ленивые и отстраненные, как бы я ни пытался сосредоточиться.

А потом приходит одна-единственная и прогоняет все остальные.

Что теперь?

Что теперь, когда мы оба удовлетворены, и мне больше не кажется, что я умру, если не заполучу его, если он отвергнет меня. Он тоже больше не возбужден. Что теперь, когда мы оба вспомним, кто мы есть – и что трехминутного разговора вовсе недостаточно?

Я не хочу думать об этом.

Но это реальность, и нужно принимать ее здраво. Мы переспали. И?

Поттер вздыхает. Его ладонь греет мне бедро. Я касаюсь его острого плеча, слегка привлекая к себе, и он подчиняется, вытягиваясь рядом со мной. Его лицо лишь в паре дюймов от моего; он тоже выглядит усталым.

Мне хочется поцеловать его, но я не знаю, как он воспримет это сейчас, когда прошло безумие скоропалительного секса. И я не знаю, зачем мне нужны эти поцелуи. Мне просто хочется и дальше обнимать его, держать в своих объятьях.

Нам почти не о чем говорить. Что ты делал сегодня? Где ты живешь? Что ты видишь в своих снах? Тебе снятся кошмары? Я не думаю, что его может интересовать моя жизнь. И не уверен, что мне самому интересна его.

Ворочаясь, он произносит:

– Я ненавижу жалость.

И я понимаю, что это ответ на вопрос, который я так и не задал. Почему? Почему он согласился? Потому что жалость – это последнее, что он может получить от меня.

– И кто здесь тебя жалеет? – ехидно спрашиваю я.

Просто честный секс, без обязательств, без романтических отношений, без «чувств», так?

Сквозняк находит путь сквозь трещину в окне, холодя мне спину.

– Мне здесь нравится, – говорит Поттер.

Его слова можно понимать как угодно.

– Здесь всегда есть свободные комнаты, – произношу я осторожно, и когда он ничего не отвечает, добавляю... ведь именно я все это начал: – Как насчет следующей пятницы?

Его лицо, обращенное к потолку, на мгновение кажется пустым. Я наблюдаю за ним, сдерживая ярость – пока. Никаких обязательств, помнишь?

Потом он медленно кивает:

– В семь?

– Подойдет, – отвечаю я.

За окнами темнеет. Покрывало теперь кажется почти черным и резко контрастирует с его кожей. Я чувствую, как его тело, прильнувшее к моему, расслабляется, словно исчезло некое напряжение. Напряжение, которое не покидало нас все это время.

Скоро одному из нас придется что-нибудь сказать – о том, что есть дела, что надо собраться и уйти.... Даже если дома нас никто не ждет. Но... следующая пятница.

По крайней мере, мы договорились. Никто не утверждает, что мы не передумаем. Я не знаю, какие мысли таятся за этим лбом, изуродованным красным шрамом. Но может быть, может быть...

Я думаю, что буду здесь. Я буду ждать его.

Конец

Написать отзыв Вернуться