Написала после прочтения первых глав «Тени на песке»
E-light, но у меня больное воображение, поэтому впечатление трансформировалось
таким вот образом. - Гарри, ты ведь понимаешь, что так нельзя… Ты
проигнорировал четыре письма… Дорогой мистер Малфой!
Пергамент свернулся с неприятным шорохом. Неважно. Он и так помнил, что там
написано. Текст под четырехчастным гербом был знаком ему до тошноты.
Мы рады проинформировать Вас, что Вы зачислены на первый курс Школы чародейства
и волшебства Хогвартс… Занятия начинаются 1 сентября… Ждем ответа не позднее
чем 31 августа.
Искренне Ваша,
проректор
Г. Грейнджер-Уизли
Сегодня уже 15 ноября. Ну и что? Он это прекрасно знал.
- Послушай, я едва уговорил Гермиону ничего не предпринимать… Я все понимаю, но
ты же должен сознавать, что Раймонд…
Зеленые глаза вспыхнули раздражением. Он не любил это имя.
- Я никому ничего не должен. Мальчику совсем не нужно покидать мой дом. Всю
необходимую подготовку он может получить и здесь. Я подпишу любые бумаги,
какие…
- Гарри, ничего не выйдет. Еще полгода назад, ты, возможно, сумел бы убедить
всех в своей правоте... но после того как Нев…
Теперь это было уже не раздражение. Это был гнев, яростный, холодный гнев
человека, обнаружившего вора в своем доме.
- Лонгботтом лезет не в свое дело. Он ничего не знает и ничего не понимает.
- Гарри, я тебе верю, но Гермиона… она вбила себе в голову, что Лонгботтом… Ну,
словом, она хочет забрать мальчика. В конце концов, его не отбирают у тебя
навсегда… Это же только на время учебы, а потом он вернется к тебе на каникулы…
И если ты уступишь, так действительно будет…
- Нет!
В Хогвартс! На целых девять месяцев! Ни за что!
- Рон, пойми, ему будет тяжело в Школе, – голос черноволосого мужчины звучал
теперь почти тепло, глаза цвета глубокой океанской воды смотрели так искренне,
так проникновенно. – Ты же понимаешь, с его именем в Хогвартсе… Там слишком
многие все еще помнят Малфоев…
Он умел убеждать, когда ему это было нужно, очень хорошо умел. И, конечно, он
был отчасти прав. Что ждет сына и внука преступников, черных магов, среди детей
победителей? Слизеринца в двадцать четвертом колене -среди гриффиндорцев?
Ничего хорошего, надо думать. Дети иногда так жестоки… Все так. Ему почти
удалось заставить своего гостя поверить. А может быть, просто дело в том, что тот
уж очень хотел верить. Чтобы то, что он видел в ярких зеленых глазах, вопреки
всему, что он знал, оказалось правдой. Слишком пугающим было то, другое,
знание… Его почти удалось убедить, почти… Но…
- Там же Гермиона… Она не даст Раймонда в обиду. Если что-нибудь пойдет не так,
она сразу отправит его домой, к тебе… Пойми же, наконец, таков закон. Ребенок,
обладающий магическими способностями и достигший одиннадцати лет, должен
получить образование… Тебе не позволят держать его при себе вечно…
- Позволят, если Гермиона подпишет заключение о том, что он нуждается в
обучении на дому.
Еще один листок пергамента лег рядом с первым. Он подготовил этот документ
много месяцев назад. Когда получил первое письмо, когда опасность, о которой он
позволил себе забыть, встала пред ним во весь рост. Когда понял, что придется
защищать то, что он никому не собирался отдавать.
- Она не подпишет. Раньше - может быть. Но после того, что ей наговорил
Лонгботтом – нет. Гарри, у тебя ничего не выйдет.
- Выйдет, если ты ее убедишь.
Зеленовато-серые глаза под чуть неровно подстриженными рыжими волосами
вскинулись к лицу собеседника и вновь опустились к вороху бумаг на столе.
- Прости, я не буду даже пытаться. Не обижайся, мне тоже… не нравится то, что
происходит… Ты так изменился после смерти Драко и Блез… Я начинаю думать, что
Лонгботтом отчасти прав… тебе действительно нужно на время расстаться с
мальчиком. Пожалуйста, прикажи собрать его вещи, я заберу его и…
- Он никуда не поедет. И ты убедишь Гермиону подписать разрешение.
- Я…
- А иначе твой брат сядет в тюрьму.
Изумление, ужас, недоверие в глазах цвета тусклого нефрита. Яростная
непреклонность – в изумрудных. На столе между ними неприятно шелестя
развернулись несколько свитков. Механически четкие буквы и печати, похожие на
свежие кровоподтеки, выдавали в них официальные документы.
«Передача под опеку… движимое и недвижимое имущество…
опекунский совет в составе… Вплоть до совершеннолетия вышеуказанного Раймонда
Малфоя», «Отчет опекунского совета», «Решение о продаже…».
- Да, Рон, да. Ты же понимаешь, я должен был чем-то платить… Да, мы подписывали
документы все трое, как члены опекунского совета. Я, Перси и Лонгботтом. Но мне
не составит труда доказать, что Перси хорошо нагрел руки на управлении
имуществом Малфоев. Знаешь, сколько он положил в карман после продажи
Малфой-Менора?
- Ты знал?.. И ничего…
- Ничего не предпринимал, ты прав. Мальчику не понадобятся эти деньги. Я
позабочусь о нем. Но только я. Я никому не позволю вмешиваться. И ты мне
поможешь. В конце концов, Гермиона твоя жена, ты убедишь ее в том, что…
Раймонд, – побледневшие губы с усилием выдавили нелюбимое имя, – должен
остаться здесь. И он останется здесь.
- Они не заберут меня?
Тихий детский голос вывел его из задумчивости. Руки, механически складывавшие
листки пергамента и бумаги замерли. Иссеченное резкими складками лицо
смягчилось. Как всегда оно смягчалось при виде маленького белокурого мальчика,
черной мантии с зеленой отделкой. Может быть, слишком маленького для своих лет,
но это ничего, это пройдет, через несколько лет он будет высоким. Как его отец.
- Нет, он уехал. Я говорил тебе, что не нужно беспокоиться и бояться. Я не
позволю им. Иди сюда…
Слабый, тихий вздох, сорвавшийся с бледно-розовых губ он почти не услышал. Мальчик
подошел к мужчине и, подчиняясь сильным рукам, взобрался ему на колени.
Загорелые кисти с короткими ногтями сомкнулись за его спиной, заключая ребенка
в магический круг. Жест защиты. Власти. Обладания.
Зеленоглазое лицо зарылось в мягкие пепельные волосы. Такие нежные, такие
светлые… Мужчина вспомнил как несколько лет назад блестящие пряди вдруг начали
темнеть. Он вновь ощутил гнев. Блез… проклятая шлюха. Даже после смерти она не
хочет оставить их в покое. Мать… что с того, что она мать? Как смеет ее
проклятая кровь нарушать это светлое совершенство? Ему пришлось применить
магию, чтобы эти чудесные локоны снова стали такими, какими они должны быть. Но
воспоминание отравило ему удовольствие от прикосновения к ним… Словно
ненавистная женщина вновь встала между ними.
Зато глаза... Чистые, прозрачные, светлые… как талая вода, как магический
кристалл, вглядываясь в который видишь прошлое, как живое. Даже лучше, чем
живое, потому что в хрустальной глубине оно не отравлено сожалением, не
искаженно ошибками, оно такое, каким должно быть.
Девять месяцев! Разве сможет он прожить три четверти года без своего мальчика?
Без этих глаз-зеркал, без нежной бледной кожи, быстро розовеющей под поцелуями.
Без нежных губок, с которых срывается слабый всхлип, когда крепкие мужские руки
слишком порывисто сжимают хрупкое тельце. Тихий, робкий возглас, который можно
выпить как глоток кружащего голову вина, как самый сладкий поцелуй.
Забрать у него его мальчика! Как они могут даже думать о таком! После всего,
что он перенес. После всего, что пришлось сделать ради него! После этой мерзкой
понимающей улыбочки Перси…
«Да, Гарри, конечно, я подпишу. Вот, смотри все по всем правилам. Опекунство
над Раймондом Малфоем, в соответствии с предсмертной волей его отца Драко
Малфоя, приговоренного к Поцелую, выраженной перед казнью в устной форме… Все
правильно, все как ты хотел? Да-да там все зафиксировано. Вот смотри, мать Блез
Забини-Малфой лишается прав в связи с осуждением на пожизненное заключение в
Азбакане.
Все, как ты просил… вот подписи свидетелей… Нев не откажется… конечно, нет. Он
же понимает, что так лучше для ребенка. Разумеется, Драко был просто не в себе,
когда отказался… Он же знал, что никто не позаботится о его сыне лучше тебя.
Да… кстати, как опекун, подпиши, пожалуйста, вот здесь… Да-да передача
имущества Малфоев в оперативное управление опекунскому совету в составе Гарри
Поттера, Неввилла Логбботома и Персиваля Уизли. Нет, нет, от тебя требуется
только подпись. Я сам все проконтролирую… Ты ведь будешь слишком занят… Твой
мальчик требует заботы»
Его мальчик, его! Он заплатил за это и не собирается отказываться от столь
дорого оплаченного. Эта бледная, нежная кожа, эти глаза, волосы… принадлежат
ему. Только ему. Только он может касаться его, только ему позволено взять, овладеть…
подтверждая свое право. Стискивая острые плечики, всей тяжестью наваливаясь на
хрупкое тельце, опрокинутое лицом вниз на стол. Входя раз за разом в тесное,
горячее, гладкое… Жадно вбирая всхлипы и вскрики, слабость и покорность. И
такой чистый, сводящий с ума запах кожи. Его одного достаточно, чтобы плоть
свело в неуправляемой судороге наслаждения. А-ах, последний раз стиснуть тонкие
плечики, оставляя синеватые следы на ослепительной коже…
- Мой, мой, хороший, мой красивый, мой чудесный… Ну, не плачь, не плачь, все
хорошо. Они никогда не разлучат нас… Я никогда не отдам тебя никому….
Как сладко соленое вино этих слез, как ласкают кожу рыдающие выдохи-всхлипы,
если прижать белокурую головку к своей груди. Как томительно сладко… жадно
собирать губами крупные жемчужины слезинок с век-раковинок, с бледного шелка
щечек, из уголков маленького дрожащего рта.
- Все хорошо, мой маленький, все хорошо… Ты в порядке?
Гарри пытливо заглянул в прозрачные светло-серые глаза. Совсем такие же… Нет,
даже лучше. Потому что никогда не загорались ненавистью и презрением. Никогда
не леденели в неприступности решительного отказа. Они нежные, ласковые,
покорные… Такие, какими должны были быть глаза его отца. Не были, но должны
были быть…
- Все хорошо?
- Да…
- Что нужно сказать?
- Я люблю тебя, Гарри…
Ни мгновения колебания, никакого сомнения. Прилежно, как выученный урок. Не
совсем так, как нужно. Но ничего, он еще научится.
- Я тоже люблю тебя, мой милый Драко…
Его Драко, наконец-то только ЕГО.
Конец